Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Дорогие братья и сестры, сегодня за богослужением мы с вами слышали о том, как "...один человек сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже все готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их, прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу прийти. И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. И сказал раб: господин! Исполнено, как приказал ты, и еще есть место. Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди прийти, чтобы наполнился дом мой. Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных" (Лк. 14, 16-24).

О каком же "ужине" здесь идет речь? Кого надо понимать под "хозяином", а кто приглашенные? "Хозяин", дорогие мои, Бог, приглашенные – все мы. Часто в жизни Господь призывает нас к Себе. Иногда Он хочет поручить нам какоето дело. А иногда, как в сегодняшнем евангельском чтении, просто зовет на праздничную трапезу. Вот мы сегодня собрались с вами в храме Божием. Зачем? Что мы тут делаем? А ведь это мы как раз и откликнулись на зов Божий. Пришли на праздничный пир. Божественная Литургия – это и есть трапеза Божия. Только всегда ли мы так послушно откликаемся на зов Божий, как сегодня? Увы нам, грешникам. Очень часто Бог нас зовет, а мы Ему говорим, подобно этим людям, про которых сейчас читали: "Извини, у нас свои дела. Ты уж, Господи, празднуй там в храме Один в воскресный день; батюшка там еще с Тобой попразднует. А у нас огороды, скотина: надо землю копать, коров доить... А я женился и поэтому не могу прийти: молодая жена велит на машину зарабатывать..." Разве не похоже это на нас?..

Дорогие братья и сестры, станем серьезнее относиться к посещению богослужения в праздничные и воскресные дни. Это ведь заповедь Божия: посвящать один день в неделю Богу. Такая же заповедь, как и "не убий", "не укради" и прочие. "Чти день субботний". А для нас, христиан, после воскресения Христова в первый за субботою день – таким днем стал воскресный. Этот первый за субботою день поэтому и стал именоваться воскресеньем. Вы не задумывались, что означает это название одного из дней нашей семидневки? Означает, что в этот день воскрес из мертвых Христос Спаситель; смертию смерть попрал и сущим во гробех живот даровал. Поэтому и воскресенье. Каждое воскресенье – маленькая Пасха...

А у некоторых людей слово "воскресенье" ассоциируется только с возможностью подольше поспать, потом попьянствовать, "позабивать козла" или еще что-нибудь в таком роде. Да и у нас-то, церковных чад, отношение к этой заповеди, прямо скажем, несерьезное. "Не убий", "не укради", "не прелюбы сотвори" – это нам кажется существенным. А "пойди в Церковь в воскресенье" – как будто и не заповедь. Нет, милые, тоже заповедь. И относиться к ней надо также ответственно, как к остальным заповедям. Боимся мы человека убить или супружескую измену допустить? – страшно и подумать... Столько же надо бояться пропустить воскресное богослужение.

В древней Церкви, если человек пропускал без уважительной причины три воскресных богослужения – такого человека отлучали от Церкви. Почему, вы спросите, такая строгость? Неужели Бог так уж нуждается в нас и бывает чрезмерно обижен, если мы не приходим к Нему в гости? Не в этом дело. Не такие уж мы знатные "гости", чтоб очень расстраиваться из-за нашего отсутствия. Эта заповедь, как и прочие, нужна прежде всего не для Бога, а для нас. Если мы будем убивать и грабить друг друга, так для Бога это будет, конечно же, больно, но прежде-то всего от этого будем страдать мы сами. И когда мы забываем про храм Божий, про соборную молитву, так мы и тут "обижаем" в первую очередь самих себя.

Храм Божий – это место особого присутствия Божия. Дух Божий, конечно, "везде сый и вся исполняяй" (везде существует и все наполняет). Но в храме Бог присутствует особо. Это можно сравнить с царской властью, которая хоть и распространяется на все царство, но во дворце, где живет царь, проявляется особо. Храм – это дворец Царя Небесного, Бога. Поэтому и ведем мы себя здесь с особым благоговением, как пред лицем Божиим... Но в этой молитве "Царю Небесный", в которой мы констатируем, что Дух Божий везде находится и все наполняет, кроме этого, мы еще о чем этого Духа Божия просим? Мы просим: "Прииди, и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша". Мы называем здесь этого Духа Божия "Сокровищем благих", то есть "Сокровищницей всякого блага, добра" и "Подателем жизни". И мы в храме все это получаем, чего просим: очищение, спасение, благо, жизнь духовную и телесное здравие.

Можно сравнить храм Божий с мощным источником электроэнергии, а нас с аккумуляторными батареями. Вот, мы ходим по жизни в течение нашей трудовой недели и разряжаемся, иссякаем в добре, оземляемся... А в воскресный день придем сюда, прильнем к "Сокровищнице всякого блага и добра" и опять вспоминаем о небе, о своем истинном предназначении: не для того мы только созданы, чтобы в земле, подобно червям, ковыряться да коров доить – опять сердца наши "подзаряжаются" стремлением к добру, благодать Божия просвещает, очищает и подкрепляет нас. Можно идти "подзаряженными" на следующую трудовую неделю. А что получится, если мы пропустим и одно воскресное богослужение, и второе, и третье?.. Милые мои, мы "разрядимся" вконец, увязнем по уши в суете житейской. Со своими грядками, волами, коровами, дачами, машинами совсем про небо забудем. А когда пожалуем туда, так Царь-то Небесный нам и скажет: "Я вас сколько раз звал к Себе? А вам все было недосуг. А теперь тут уже место занято теми, кто приходил ко Мне, когда я их звал. Я вам доселе был не нужен – живите и дальше без Меня". То есть в аду. Вот горькохонько-то будет услышать такой приговор! Звал-звал нас Податель жизни к вечной жизни, а мы, хоть и были званы, да не стали избранны. Милые мои, покуда зовет Господь и есть время покаяться – поусердствуем о своем спасении: не забывайте о "Божьей трапезе", посещайте храм Божий.

Еще хочется затронуть одну тему, лежащую близко к сегодняшнему евангельскому чтению. Если продолжить чтение Евангелия с того места, где мы остановились, еще немножко вперед, то нам встретятся слова, о которые очень многие люди спотыкаются. Особенно новоначальные в церковной жизни. Дочитаем поэтому Евангелие до этих слов и попробуем заодно уж разобраться и в них.

Мы остановились вот на чем: "...никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных". Далее в Евангелии написано: "С Ним (Господом) шло множество народа; и Он, обратившись, сказал им: если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником..." (Лк. 14, 25-26). Вот эти непонятные, многих смущающие, а иных и возмущающие слова: "Кто не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей..." Волосы сразу встают дыбом и человек говорит: "Нет, с этим я никак не могу согласиться! Что за странные слова?.."

Эти слова, если оторвать их от предшествующих им слов и рассматривать отдельно, и впрямь непонятны и странны. Взятые сами по себе, они, конечно же, вызовут смущение и возмущение. Но зачем же их отрывать от контекста и рассматривать отдельно? Так их никогда не уразумеешь. Уразуметь смысл этих слов можно, только видя в них продолжение этого рассказа "о званых на пир" и вывод из этого рассказа. Ну, и самые эти слова надо, конечно, дочитать до точки. Обыкновенно же, читая их, спотыкаются уже в самом начале или в середине. "Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей..." Иные на этом и бросают: все, не согласен! Другие доберутся еще до "...и братьев и сестер..." – и совсем уже никнут: всех, выходит, надо ненавидеть. Самых любимых, самых близких людей – ненавидеть?!.. Нет, это уму непостижимо!

И впрямь непостижимо. Как это Христос, который учил любить даже врагов, даже тех, кто будет нас ненавидеть, проклинать и обижать [Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас.] (Мф. 5, 43-44), и этот же Христос теперь учит ненавидеть тех, кто нас любит и кого мы любим более всего на свете? Странность и страннейшая странность: чужих и врагов люби, а дорогих и родных ненавидь...

Но страннейшая странность сделается еще страннее, если дочитать все-таки до конца – кого еще-то надо ненавидеть? После "братьев и сестер" написано: "...а притом и самой жизни своей". Это уже совсем ни в какие ворота! Выходит, и собственную свою жизнь надо возненавидеть? Чему же это Господь нас учит? Что ли пойти, взять веревку и удавиться?..

Очевидно же, что нельзя так буквально понимать эти слова. А как их следует понимать? Они понятны только как вывод из предшествующего им рассказа "о званых на пир". Когда зовет Господь – вот тогда лишь можно и нужно пренебречь всем. Мнениями и желаниями отца, матери, жены, детей, братьев, сестер... Ради любви к Богу должно "возненавидеть" даже и самую свою жизнь. Да-да, если встанет перед тобой такой выбор: отречься от Бога или отречься от жизни – не раздумывая, отрекайся от жизни: пусть пригвоздят на крест, пусть станут сдирать с живого кожу – иди на все, откажись от кожи, но не откажись от Бога.

Ради Бога можно все потерять. Ибо Бог все и вернет. И с избытком. Как обещал: "...всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную" (Мф. 19. 29).

А подумай-ка, что выйдет, если ты полюбишь больше Бога "домы, земли, родственников"?.. Вот, наступает воскресный день. Бог зовет тебя в храм. А отец ли, мать ли, жена ли говорят: "Лопух, что тебе даст храм? Поезжай лучше в Пупышево [Пýпышево – крупный садоводческий массив в 100 км от С-Петербурга], там поди весь огород травой зарос..." Ну "возненавидь" Бога, "полюби" родных, ехай [ехáй – форма не стилистическая, но употребляемая в диалектах русского языка] на огород. На грядках-то сорняки прополешь. А в душе чертополох пуще разрастется. И закончится этакая глупая "любовь" к родным только тем, что и твоя душа, и их души вместо жизни вечной наследуют муку вечную. А когда в Церковь пойдешь, так, может быть, и для них, неразумных, у Господа вразумления вымолишь. И они, хоть и пообижаются на тебя сначала, но потом тебе тысячу раз "спаси Господи" скажут.

Милые мои, в благодатное время живем. Только-то и выбор, что между Богом и огородом. У наших дедов выбор сложнее был. Мы теперь решаем и не можем решить: отказаться ли от Бога или от огорода? А их привозили в ЧеКа и предлагали: или отказывайся от Бога, или отправишься, куда Макар телят не гонял. Или Бог – или ссылка, а то и расстрел...

Тут, кстати, еще одна серьезная тема для разговора. Я на нее вышел в читальном зале Санкт-Петербургской Духовной семинарии, где в бытность свою семинаристом готовился однажды к сочинению. Просматривая нужную мне литературу, наткнулся я тогда на акты допросов христианских мучеников. Это своего рода судебные протоколы с вопросами обвинителей и ответами обвиняемых. Один "протокол" меня поразил. Судья спрашивает христианина:

– Ты почему наших богов не чтишь? Христа обидеть боишься?

Тот смиренно отвечает:

– Боюсь.

И вот тогда от судьи последовал вопрос, который меня одновременно и потряс, и на многое открыл глаза, и крепко утвердил в вере во Христа Бога. Судья спросил:

– А жену свою ты обидеть не боишься? Которая вдовой останется? А детей своих ты обидеть не боишься? Которые дальше будут сиротами расти? Христа ты обидеть боишься, а их обидеть не боишься?!

Признаться вам откровенно, во дни своей духовной юности я был горячим поклонником Льва Николаевича Толстого. Постепенно, правда, влияние его на меня уменьшалось. Но окончательно я понял главную, кардинальную ошибку Толстого, только вот прочитав этот вопрос: "...а их ты обидеть не боишься?!"

Мне после этого вопроса вдруг совершенно по-иному представилась вся история Церкви Христовой от Пятидесятницы до сего дня. Раньше я смотрел на нее как на этакое триумфальное шествие учения Христа по миру. А теперь вдруг увидел за спиной у этого "триумфа" такой ужас и мрак! Сколько скорбей, сколько горя, сколько страшных мучений, самых зверских истязаний претерпели люди из-за Христа за эти две тысячи лет! И если все это не будет вознаграждено Им так, как Он обещал – Царствием Небесным, если Он только добрейший из людей, каким видел Его Толстой, а не Бог, каким видит Его Церковь, а когда не Бог, так значит ни Сам не воскрес, ни других воскресить, как обещал, не сможет – ведь тогда Он уже не "добрейший из людей", а величайший злодей, ввергший в неисчислимые страдания тысячи и тысячи доверчивых людей, поверивших Ему. Они ведь, наивные, бросали ради Него все самое кровное, родное – детей, жен, друзей, родственников, свои собственные жизни не жалели, гибли в страшных мучениях... И все – за что? Для чего?.. Если Христос – просто человек – значит, ни за что! Безсмысленно! Все эти реки крови и слез, что были пролиты христианскими мучениками за две тысячи лет – если верить в толстовского Христа, – были пролиты зря.

Вслушаемся в слова апостола:

"Если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков" (1 Кор. 15, 19). И впрямь несчастнее, если ради неосуществимой мечты терпим безчисленные унижения, притеснения, "обижаем" родных, себя.

"Для чего и мы ежечасно подвергаемся бедствиям? Я каждый день умираю, – свидетельствует апостол. – По рассуждению человеческому, когда я боролся со зверями в Ефесе, какая мне польза, если мертвые не воскресают?"(1 Кор. 15, 30-32). Сколько косточек христианских перемолото львиными челюстями, сколько молодых, цветущих жизней загублено! Не знавшие брака девы, прекрасные юноши – им бы жить, да жить! – а их, на потеху грубой римской черни, растерзали львы. Если на этом все для них и закончилось, если кровавая арена амфитеатра – последняя для них точка, – милые мои, тогда и самому надо просто идти, брать веревку и вешаться. Если это все было безсмысленно и зря – тогда что же в этом мире не зря?!..

После Толстого я влюбился в Достоевского. (Этого, наоборот, чем дальше живу, тем больше люблю.) У Достоевского есть роман с неблагозвучным названием "Бесы". В этом романе один из героев решается на самоубийство. И вот перед самоубийством он говорит другому герою романа: "Слушай большую идею: был на земле один день, и в середине земли стояли три креста. Один на кресте до того веровал, что сказал другому: "Будешь сегодня со мною в раю". Кончился день, оба померли, пошли и не нашли ни рая, ни воскресения. Не оправдывалось сказанное. Слушай: этот Человек был высший на всей земле, составлял то, для чего ей жить. Вся планета, со всем, что на ней, без этого Человека – одно сумасшествие. Не было ни прежде, ни после Ему такого же, и никогда, даже до чуда. В том и чудо, что не было и не будет такого же никогда. А если так, если законы природы не пожалели и Этого, даже чудо свое же не пожалели, а заставили и Его жить среди лжи и умереть за ложь, то, стало быть, вся планета есть ложь и стоит на лжи и глупой насмешке. Стало быть, самые законы планеты ложь и диаволов водевиль. Для чего же жить, отвечай, если ты человек?.."

В бытность свою семинаристом я преподавал закон Божий в одной из Санкт-Петербургских общеобразовательных школ. У меня там были две группы: младшая и старшеклассники. Однажды на уроке со старшеклассниками у меня случился курьез. Я отвлекусь немножко от проповеди – но вы этому не смущайтесь, я намеренно это делаю, чтобы вернуться к ней с другой стороны. Так вот, на одном из занятий со старшеклассниками мы разбирали "телеологическое доказательство бытия Божия". Это доказательство выводит бытие Божие из того несомненного факта, что в мире присутствует целесообразность, разумность. Когда мир устроен разумно и целесообразно, значит у него есть Разумное Начало, значит он устроен Богом, а не сложился, не сделался сам собой. Нам ведь не придет в голову мысль, что вот этот наш храм, где мы сейчас находимся, сделался сам собой? И не только про храм, но даже про какую-нибудь жалкую собачью конуру мы не подумаем, что она сделалась сама собой. Как же можно подумать такое про мироздание? Оно ведь устроено гораздо сложнее и разумнее храма и конуры...

Я уж сейчас не помню, какими я примерами оперировал тогда, на том уроке, но говорили мы про это. В конце урока я привел одно высказывание Жан-Жака Руссо, всегда казавшееся мне блестящим. Он писал про своих современников-вольнодумцев: "Пусть они сколько угодно объясняют мне происхождение мира случайностями и стечениями обстоятельств. Я в это никогда не поверю. Это для меня все равно, как если бы кто-нибудь стал утверждать, что "Илиада" написана не Гомером, а просто типографские рабочие высыпали шрифт из мешка и буквочки сами сложились в таком порядке, что получилась "Илиада". Если они могут в это верить – пусть верят, говоря, что это не с первого раза получилось, а миллионы раз высыпали буквочки из мешка. Я все равно, и при миллионах раз, этому не поверю. Хоть я и не могу им ничего возразить, кроме того, что я в это не верю".

Эти слова Руссо я привожу по памяти и не ручаюсь за дословность, но мысль его была такова. И вот после этой "мысли" как раз и приключился курьез. Когда все было изложено, поднимается из-за парты один мальчик и обращается ко мне: "Александр Васильевич, но ведь все-таки мог же быть такой шанс – пусть даже не один из миллионов, пусть даже один из миллиардов, – но мог же быть такой шанс, что действительно буквочки, высыпавшись из мешка, сложились в "Илиаду"? Ну, ведь могло же это быть? Или вообще не могло быть? В принципе-то ведь это все-таки можно допустить?.."

Что было отвечать? Я сказал, что в принципе, да – можно допустить, мог быть такой один шанс из миллиардов. Сказал, что, подобно Руссо, не могу ему ничего возразить, кроме того, что я в это не верю. Сказал, что мне гораздо легче верить в то, что "Илиада" написана все-таки Гомером, чем в этот один шанс из миллиардов. Он сел довольный. Мы с ним так и расстались каждый при своей вере: я – в Бога, он – в этот свой один шанс из миллиардов.

Мне этот "курьез" запомнится на всю жизнь. Ведь до чего же полярно противоположными могут быть люди! Этому мальчику нужен был один шанс из миллиардов, чтобы отвергнуть Бога. Я стою на другом "полюсе". Мне хватило бы одного шанса из миллиардов, чтобы веровать в Него. Положа руку на сердце говорю: если бы не существовало никаких "доказательств бытия Божия", а существовали бы прямо обратные и даже еще более убедительные "доказательства небытия Божия", доказывающие, что в триллион раз разумнее не верить в Бога, чем верить в Него, я и тогда спросил бы: остается ли хоть один шанс из триллиона, что есть Бог? И при утвердительном ответе веровал бы в Него так же незыблемо, как теперь, при миллиардах шансов за Него. Потому что, если нет Бога, если ошибались и обманывались все святые, если Христос не на небе, а, как и все смертные, съеден червями – тогда червям только и уместно обитать на этой планете, которая "есть ложь и стоит на лжи и глупой насмешке..."

Но вслушаемся еще раз в слова апостола: "...если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна; вы еще во грехах ваших. Поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков. Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших. Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его. А затем конец, когда Он предаст Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу. Ибо Ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои. Последний же враг истребится – смерть...

Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые? и в каком теле придут? Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. И когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно, какое случится, пшеничное или другое какое; но Бог дает ему тело, как хочет, и каждому семени свое тело. Не всякая плоть такая же плоть; но иная плоть у человеков, иная плоть у скотов, иная у рыб, иная у птиц. Есть тела небесные и тела земные, но иная слава небесных, иная земных; иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе.

Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении; сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное. Так и написано: первый человек Адам стал душою живущею; а последний Адам есть дух животворящий. Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное. Первый человек – из земли, перстный; второй Человек – Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного. Но то скажу вам, братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления. Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в безсмертие.

Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в безсмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Жало же смерти – грех; а сила греха – закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом! Итак, братия мои возлюбленные, будьте тверды, непоколебимы, всегда преуспевайте в деле Господнем, зная, что труд ваш не тщетен пред Господом (1 Kop. 15, 17-26, 35-58).

Родные мои, труд наш – не тщетен! Да что и за труд-то требуется от нас? К чему нас Господь сегодня призывает-то? Не ко львам на съедение, не на Соловки... В храм, в воскресный день, на Божественную Литургию. Радость-то какая! Ужели мы скажем: "Нам некогда. У нас волы, огороды, жены..."? Вот уж это будет срам.

Дорогие братья и сестры, все мы званы. Но от нас зависит, станем ли избранны. Не отрекитесь, милые, от своего избранничества, не откажитесь от неба.

Аминь.