Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Дорогие отцы, братия и сестры, присутствуя на конференции, предшествовавшей нашему Собору, я внимательно слушал докладчиков, одни из которых призывали к взвешенности и обдуманности в наших действиях, а другие, очевидно, расценивали такие призывы как проявление нерешительности и поэтому призывали ответно к твердости и недопустимости в наших действиях никаких колебаний. Когда я слушал тех и других, мне вдруг отчетливо вспомнились два текста из Священного Писания, и долго еще после конференции эти Слова Божии стояли перед моим сознанием. Поэтому сегодняшнее свое слово мне хочется начать с этих Слов Бога.

Однажды Господь, сказал: "Возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия" (Лк. 9, 62). А в другой раз сказал: "Кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек... дабы, когда положит основание и не возможет совершить, все видящие не стали смеяться над ним, говоря: этот человек начал строить и не мог окончить" (Лк. 14, 28-30).

Стало быть, для успеха в важном деле одинаково нужны две вещи: с одной стороны – решимость идти до конца, уверенность и целеустремленность, а с другой стороны – взвешенность, осмотрительность, обдуманность и ответственность. Первая вещь – уверенность в важности и нужности восстановления монархической власти в России – у нас имеется. Эта уверенность нас здесь и собрала. Поэтому я позволю себе остановить наше соборное внимание на второй стороне вопроса: как, когда и какими средствами это наше общее желание осуществить в жизни?

Совершенно очевидно, что как бы горячо какой-нибудь строитель ни хотел выстроить башню, но если у него нет ни кирпичей для строительства, ни денег, чтоб купить кирпичи, о башне ему до получения необходимых средств остается лишь мечтать.

Что же мы имеем сегодня для реставрации православной монархии в России? К сожалению, мы сегодня похожи на таких строителей, которые задумали воссоздать грандиозное здание, но имеют для этого в наличии пока лишь горстку кирпичей. Об этом можно горевать, сокрушаться, желать, чтоб было иначе, негодовать по этому поводу, возмущаться, но совершенно недопустимо это игнорировать. Это хоть и грустный факт, но факт: кирпичей – горсть.

Родные мои, для реставрации православной монархии в России нужна прежде всего православная, воцерковленная Россия. Сегодняшняя Россия – расцерковленпая Россия. Это грустный факт, но факт. Реставрировать монархию в такой России – значит сталкивать лбами две России: с одной стороны, горсть русских людей, живущих церковно и желающих монарха, с другой – громадную массу наших соотечественников, не желающих ни монарха, ни церковной жизни, а желающих вседозволенности и свободы для греха, что они сегодня и имеют. Попробуем отнять у них это силой – получим гражданскую войну. Это тоже факт, который еще менее допустимо игнорировать.

Возможно, кто-то именно это и ставит своей целью: еще раз поделить нас на "белых" и "красных", ввергнуть в братоубийственную бойню и получить в результате обезлюдевшую Россию уже в полное свое распоряжение. Извините, господа! Вам придется разочароваться в своих ожиданиях. Это мы уже проходили и больше повторять не будем.

Теперь непосредственно к теме доклада, обозначенной в названии – о монархии и народоправстве.

Кто-то сказал, что если присмотреться к разным способам управления обществом, так можно заметить, что все способы имеют свои достоинства и свои недостатки. А поэтому самое разумное – довольствоваться тем укладом жизни, при котором родился.

Этой мысли всегда противостояла другая мысль: при несовершенстве разных форм общественного устройства имеются все же формы более совершенные и менее совершенные. А поэтому самое разумное – уяснить, какой способ правления является наилучшим и добиваться, чтобы общество управлялось именно таким способом.

Сторонники второй точки зрения, правда, никак не могут прийти к единому мнению, какой же способ правления наилучший? Единодержавие или народоправство? Монархия или республика? Сколько лет существует государственная жизнь среди людей, столько же лет и длится этот спор. На Руси этот спор имеет застарелый характер. Если смотреть на историю России в целом, то перевес в этом споре, несомненно, усматривается за монархистами. Но уже издавна наряду с убежденными монархистами у нас имелись и горячие сторонники народоправства. (В качестве примера древнерусских республик можно назвать Новгородскую и Псковскую.) Многие русские умы обращались к этому вопросу и пытались выяснить, что более соответствует характеру русского человека, запросам его души? Единодержавие? Республика? Но вопрос, после неоднократных попыток его разрешения, так единомысленно и не разрешен. И сегодня мы видим, как одни русские люди выступают горячими сторонниками народоправства, другие не менее горячо ратуют за реставрацию в России монархии. И те, и другие – русские. Наивно тут выяснять, кто "более русский" – монархист или республиканец? И москвичи, и новгородцы были одинаково русскими.

Кто-нибудь скажет: если вопрос сей доселе не разрешен – при том, что столько умнейших людей ломали над ним голову, – зачем же батюшка его и поднимает? Или хочет разрешить?

Спаси, Бог, от такого самомнения. Не берусь и я разрешить этот застарелый вопрос. Более того: скажу, что в такой абстрактно-отвлеченной форме, как он обычно ставится, этот вопрос и вообще неразрешим. Принципиально не разрешим. Спрашивают: "Что для людей лучше – единодержавие или народоправство?" Никак невозможно ответить на данный вопрос, не выяснив прежде, какие люди имеются в виду? Для одних людей лучше единодержавие, для других – народоправство. "Человеческое правосознание возникает иррационально, – пишет И. А. Ильин, – оно развивается исторически, оно подлежит влиянию семьи, рода, религиозности, страны, климата, национального темперамента, имущественного распределения и всех других социальных, психологических, духовных и материальных факторов... Все это означает, что государственная форма присуща каждому народу в особицу, вырастая из его единственного в своем роде правосознания, и что только политические верхогляды могут воображать, будто народам можно навязывать их государственное устройство, будто существует единая государственная форма, лучшая для всех времен и народов...)" [1, стр. 453].

Одни русские люди верят в Бога и смысл своей жизни видят в спасении души. Такие люди в подавляющем большинстве своем проголосуют за монархию. Другие русские люди и слышать не хотят ни о каком безсмертии, для них весь интерес и смысл жизни здесь – в политике, в межпартийной борьбе за власть, в предвыборных дебатах. Они этим живут. Понятное дело, что если отнять от них это, они будут очень огорчены. Какому же человеку понравится, если отнять у него смысл жизни? Ведь станет сразу нечем жить, пропадет главный интерес в жизни, жизнь сделается блеклой. Такие горой будут стоять за народоправство.

Все это, впрочем, касается не только русских людей. Это касается любого народа и любого исторического времени. Об этом хорошо пишет Антон Тускарев (ныне иеромонах Дионисий): "Религиозный человек совершает служение Богу. Безрелигиозный человек, даже признающий бытие Божие, живет всецело интересами земного благополучия, религии же уделяет минимум своего внимания, и то лишь как средству для обеспечения своего земного успеха. В соответствии с этими жизненными установками религиозные в своей массе народы довольствуются патриархальной властью самодержца, обеспечивающей им необходимый порядок земного бытия, а главные силы души вкладывают в область религии и Богопочитания. Наоборот, малорелигиозные народы довольствуются неким минимумом в области религиозных потребностей, а весь жар души отдают устроению правового государства, выработке аппарата народного представительства, разветвленного законодательства и т. д. Так, в языческой римской республике ровно половину календарного года занимали многочисленные избирательные кампании (а вторую половину – зрелища в цирке); в христианском же Константинополе (новом Риме) – церковные праздники; сердцем Рима был Капитолий – место политических схваток, сердцем Константинополя – храм святой Софии" [2, с. 8].

Есть мудрое изречение: "Каждый народ имеет то правительство, которого он заслуживает". Это изречение сохраняет свою истинность при любых формах общественного устройства. Если народоправство превращается в самоуправство, анархию и безпредел – значит, жители этой "республики" заслужили безпредела. Если самодержавие превращается в безжалостную тиранию и самодурство – значит, народ заслужил такого монарха-самодура. И самое глупое здесь – ругать власть, все равно какую, демократическую или царскую – от этого ни демократы, ни царь лучше не сделаются. Не поумнеют, не подобреют, совестливее не станут, могут только либо напугаться, либо обозлиться, либо то и другое вместе. И народ еще пуще застонет от таких обозленных и напуганных правителей. И поделом. Опять заслужили.

Это, дорогие братья и сестры, и к нам с вами относится. У нас тоже хватает любителей ругать власть. Чего мы этой руганью добьемся? Эти – плохие? Выпросим у Бога еще худших... А чтобы выпросить у Бога хороших, разумных правителей, для этого надо не ругать власть, а молиться за нее. Что мы, православные христиане, и делаем за каждым богослужением. Слышите ведь вы, как диакон возглашает: "О богохранимой стране нашей, властéх и воинстве ея..." Правда, у нас это часто в одно ухо влетает, а в другое тут же вылетает. Помолились в храме "о властях", а вышли из храма – и давай эти власти чехвостить в хвост и в гриву... Дорогие мои, чего заслужили – то и имеем. А если не вразумимся и будем, вместо того чтоб каяться и молиться, продолжать грешить и ругаться – еще худших заслужим. Нам-то, церковным людям, это совсем непростительно. С мирских что взять? Они про кротость и смирение и слышать не хотят. А у нас-то с вами где эти добродетели? Нам надо пример показать.

Святой первоверховный апостол Павел в своих посланиях неоднократно напоминает о необходимости "повиноваться и покоряться начальству и властям" (Тит. 3, 1); говорит: "начальствующего в народе твоем не злословь" (Деян. 23, 5). Другой первоверховный апостол Петр говорит о том же, и как замечательно говорит: "Будьте покорны всякому человеческому начальству... Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому призваны, потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его. Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его. Будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая не угрожал, но предавал то Судии Праведному" (1 Пет. 2, 13, 18-23).

Вот когда бы мы так жили, с таким апостольским духом – как бы плохо нам ни было, а мы бы за все благодарили Бога и никого не "злословили взаимно", а весь "суд" над людьми (и правителями в том числе) отдали бы Судии Праведному, – так и правителей бы имели праведных. А когда сами грешники, так грешников нам Бог и в правители дал. Но Он силен и из грешников сделать праведников; и правителей Господь может переделать, вразумить и умудрить. Только нам с вами для этого надо, еще раз повторяю, не ругать их, а молиться за них. Будем же, дорогие, не языком только, а и умом и сердцем молиться Господу "о богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея..." Только в этом случае увидим исполнение и второй половины сего прошения: "...да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте".

Да, милые мои, вопрос сей, о наилучшем способе управления людьми, никак нельзя решить применительно к людям вообще. Людей вообще в природе не существует, а есть конкретные живые и очень разные люди. А поскольку они разные, так и наилучшие способы управления ими тоже могут быть разными. Для одних людей лучше один, для других – другой. И в конечном счете каждый народ действительно имеет то правительство, какого он хочет и заслуживает в преобладающем большинстве своем.

Если преобладающие интересы народа находятся в земной, внешне-материальной области жизни – такой народ имеет народоправство. Да, у них будут нескончаемые межпартийные склоки, денно и нощно будут спорить и интриговать друг против друга, но все-таки не откажутся от сего и не променяют сего на монархию, ибо хоть это и безпокойно и неблагоразумно, но они это любят и этого хотят. Кто сказал, что человеку свойственно хотеть только покоя и благоразумия? Вспомните школьную классику:

Белеет парус одинокий, В тумане моря голубом!.. Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?.. Играют волны – ветер свищет, И мачта гнется и скрыпит... Увы! он счастия не ищет И не от счастия бежит! Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой... А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой!

Такие "мятежные паруса" обыкновенно хватаются за голову только тогда, когда "буря" разыгрывается не на шутку и "мачты" начинают не только "гнуться и скрыпеть", но и трещать и ломаться. Вот когда пули над головой засвищут, тогда они вспоминают и соглашаются, что предпочтительней все же "тихое и безмолвное житие".

Другое дело – народ, устремленный главным образом к небу, имеющий преобладающими интересы духовные. Такому народу, конечно же, более по душе царь-батюшка, взявший на себя самое трудное на земле послушание: обеспечить своим подданным "тихое и безмолвное житие", идеальные условия для духовной жизни, нравственного совершенствования. Политика и политиканство таким людям совершенно чужды и неинтересны. Поэтому они с радостью отдадут все свои права и полномочия, касающиеся устроения их земной жизни, в руки отцу-государю, только бы он по-отечески заботился о них, защищал, когда есть в том надобность, от врагов внешних и внутренних, позволил им, возможно менее отвлекаясь на временное и преходящее, всей душой отдаться вечному: духовной самоуглубленной молитвенной жизни. Они любят это, а не "бури".

Если мы, имея в виду вышесказанное, обернемся назад и окинем взором русскую историю, то увидим, что все вышесказанное приложимо и к ней. Покуда народ русский жил молитвенной, духовной жизнью, главные интересы наши были на небе, а не на земле – мы заслуживали царя и имели его. Но постепенно дух народный стал все более "оземляться", стали являться "народные деятели", влюбленные в "бурю". Иван Исаевич Болотников, братья Степан Тимофеевич и Фрол Тимофеевич Разины, Емельян Иванович Пугачев, декабристы... Сеяли ветер – пожали бурю. Семнадцатый год не грянул над Россией, как гром средь ясна неба. "Небо" давно уже заслонялось "землей" ("земными интересами"), заволакивалось свинцовыми тучами, предвещавшими грозу. Октябрьская революция готовилась разразиться долго. Начало семнадцатого года следует искать в начале семнадцатого века. Уже тогда, в "крестьянской армии" Болотникова, были свои "декабристы" в виде дворянских отрядов. Спустя два с небольшим века дворяне вышли на Сенатскую площадь – добывать счастье свое и народное. Через еще один неполный век и они, и народ добились такого "счастья", какого врагу не пожелаешь.

Вот это нам, русским людям, очень бы полезно было теперь усвоить и навсегда запомнить: когда нам плохо – не надо обижаться ни на кого. И ругать не надо никого. Ни Ленина, ни жидомасонов ругать не надо. Надо ругать только себя и обижаться только на себя. Никакой паразит, никакая вошь не заведется на чистом теле. Только в грязи. Когда тело народное чисто – такому народу не страшны никакие жидомасоны. Они делают свое грязное дело, только опираясь на грязных, нравственно нечистоплотных людей. Когда таких людей много – им в этой "грязи" воля и раздолье. Для того же, чтобы избавиться от этих клопов и кровососов, у любого народа есть только одно средство: нравственная гигиена, чистоплотность ума и сердца, жизнь в доброй совести, духовная, молитвенная жизнь. Если этого не будет, "у нашего Вани все будут какие-нибудь дряни". Все какие-нибудь "ленины" будут нас кусать...

Милые мои, еще раз повторяю: каких правителей мы заслуживаем – таких и имеем. И в будущем каких у Бога вымолим – таких Он нам и даст. А если будем их не вымаливать, а выругивать – опять же на свою голову. Такому строптивому и сварливому народу Господь даст подобных ему и правителей. Они ведь откуда берутся-то, правители-то наши? Да из нас же с вами. Во всем нам подобны. Плоть от плоти, кость от кости народа своего. Поэтому, дорогие мои, если мы хотим хороших правителей – мудрых, богобоязненных, совестливых, – надо прежде самим стать таковыми: богобоязненными, совестливыми. Поменьше ругаться, побольше молиться. Когда придется и несправедливо пострадать – и это с терпением и кротостью понести, не злословя взаимно, но "предавая то Судии Праведному", как учит апостол. И Судия- то Праведный, видя наше смирение и благочестие, судит нам вернуть благочестивого царя-батюшку на место этого теперешнего ВОРа... Нет-нет, это я не Ельцина "вором" обзываю. Это придумали такую аббревиатуру для обозначения существующего у нас положения вещей: ВОР. Расшифровывается "временный оккупационный режим". Но и за этих "оккупантов" надо молиться, чтобы Господь их вразумил и перестали они смотреть на родную землю, как на оккупированную территорию, из которой надо поскорее "высосать все соки".

Простите меня, русские люди, но я без обиняков скажу: вы вот ругаете этих "оккупантов" на чем свет стоит, а посади вас на их место – многие из вас точь-в-точь такими же "оккупантами" станут, а то и похуже. Власть – дело одновременно и священное, и страшное. Испытание властью – одно из самых трудных для человека. Помните, как в старинных сказках испытывали добрых молодцев, проводя их "сквозь огонь, воду и медные трубы"? "Огонь и вода" – это скорби: бедность до голода, болезнь и т. п. "Медные трубы" – почет, честь, власть и богатство. Это недаром оставлялось напоследок. Деньги и власть – самое страшное испытание и искушение для души человеческой. Особенно для души, не утвержденной в вере. Особенно, когда деньги и власть достаются тем, кто "из грязи да в князи". Если над этими людьми нет Бога, то есть нет страха Божия в их душах – поверьте, даже самых совестливых и добросердечных из таких людей деньги и власть способны превратить в жестоких и безсовестных. Поэтому за таких людей, в руки которых попадают большие деньги и большая власть, требуется сугубая усиленная молитва, дабы Господь помог им пройти и это остатнее испытание. А мы, вместо того чтоб усиленно за них молиться, усиленно их ругаем. Кричим: "Разогнать!" Сами же выбрали, а теперь – разогнать. Одних уже разогнали – этих выбрали. Эти оказались не чище прежних. Теперь этих разгоним, еще других выберем – ангелов, да?..

Милые мои, прежде чем разваливать существующее общественное устройство, надо иметь ясное представление, чем его заменить, чтобы "новая, хорошая жизнь" не обернулась во сто крат хуже "плохой, старой". В семнадцатом году мы уже развалили "гнилой царизм", "тюрьму народов". Получили взамен уже натуральную страну-тюрьму. В восьмидесятых годах принялись этому нашему "тюремному" социализму придавать "человеческое лицо" – сегодня вместо "социализма с человеческим лицом" имеем ВОРа. Кого ждать завтра? Кого заслужим – того Бог и даст. Станем каяться и молиться – пошлет Господь доброго царя-батюшку. Будем продолжать грешить и ругаться – на место вора и ворят придут ворищи, и опять слезами и кровью обольется земля русская. Давайте уж лучше вымаливать царя.

Да, у всех форм государственности, как я уже сказал вначале, есть свои достоинства и свои недостатки. Вполне совершенное общественное устройство мы будем иметь только на небе. Оно будет называться не республика, не конституционная монархия, не самодержавное царство – оно будет называться Царство Божие, Царство Небесное. Верховная власть в этом Царстве будет принадлежать не народу, не лучшим из народа, не худшим из народа, не царю земному – но Царю Небесному, Богу.

В земной же и несовершенной действительности мы обречены выбирать только между более и менее несовершенными формами общественного устройства. Для православной России, какой она была прежде и какой, верую, снова станет в будущем, наилучшей формой государственности из всех возможных является, конечно же, монархическая государственность.

Для начала возьмите во внимание хотя бы чисто утилитарные соображения. Монарх никогда не допустит сознательного ослабления и разграбления своей страны. Он ведь не временщик, а самодержец. Ему надо оставить эту страну в наследство не кому-нибудь, а своему собственному сыну. Поэтому он кровно заинтересован в том, чтобы вручить эту страну в руки сына наиболее сильной и процветающей. Сын тоже уже с раннего детства знает, что ему предстоит рано ли, поздно ли занять царский трон. Соответственным образом он к этому и готовится, и воспитывается. Это не "из грязи в князи". Примите во внимание: даже такой большущий любитель свободы, как Вольтер, один из духовных вдохновителей французской революции, и тот не без юмора и самокритичности заявлял: "Если уж так необходимо кому-то повиноваться и никуда мне от этого не деться, так я, конечно же, предпочту повиноваться одному льву, чем двумстам подобным мне крысам".

Но главное преимущество монархии, конечно же, не в этих утилитарных резонах. Не столько нужен царь для Великой России, сколько нужен он для Святой Руси. Профессор М. Зазыкин пишет: "Власть православного самодержца есть власть, выросшая из Церкви, из церковного идеала, органически связанная с Церковью и по идее, и по установлению, и потому ограниченная учением Церкви, ее канонами и православным народным бытом... Власть православного царя не есть феодальная привилегия, но власть подвижника Церкви, власть, немыслимая без смирения, самоотречения и жертвенного подвига всей жизни... Власть православного монарха немыслима без признания им христианского мировоззрения и невозможна без признания народом высшей власти за нравственный идеал подвига. Православный царь выражает не сиюминутную волю толпы, а миросозерцание православного народа, и его власть представляет христианский идеал, и следовательно, ту Высшую Силу, которая этот идеал создала... Только через то, что власть царя является выражением жертвенного христианского подвига, основанного на воле Божией, она и становится властью самодержавной, независимой от воли человеческой. Верховная власть здесь сознает себя основанной не на воле народа, а на Той Высшей Силе, которая дала народу его идеалы... Власть православного царя есть свыше данная миссия, существующая не для него самого, а составляющая его служение – его крест" [2, с. 47].

"Кресты" имеются у всех православных людей – и нательные, и жизненные. В православном царстве все подданные его живут не для служения себе, а для служения Богу. И каждый в этом служении исполняет свое послушание, несет свой крест. Царский крест – самый тяжелый крест. За это царю особая честь, особая признательность, особая любовь. Недаром же русские люди только к двум лицам в государстве сочли уместным любовное, доверительное и ласковое обращение "батюшка" – к царю и к священнику. Понимали русские люди все величие, но в то же время и всю тяжесть, и всю ответственность царского и священнического служения. Поэтому и прощали многое своим батюшкам-царям и батюшкам- священникам, ибо любили их.

Причем это благоговейное отношение к царской особе примечается не только в русских людях. Совсем другой континент, на другом полушарии – Южная Америка, Перу. Середина XVI века. В ту пору эта страна носила певучее индейское имя Тауантинсуйу. В пределы этого государства вторгается Франсиско Писарро с отрядом из четырехсот человек. Индейцы были способны тогда выставить против этих четырех сотен испанцев трехсоттысячную армию. Но вероломный Писарро сумел взять в заложники их монарха, сапа-инку Атауальпу. Индейцы пожертвовали своей независимостью и богатством (на выкуп было собрано около шести тонн золота), чтобы только сохранить жизнь своего Государя. Само пленение сапа-инки произошло в тот момент, когда он и несколько тысяч его приближенных прибыли в качестве мирной делегации в лагерь испанцев.

И.А. Ильин, ссылаясь на книгу Прескотта "Завоевание Перу", описывает подробности этого события так: "Во время предательского нападения Писарро с его испанцами на перуанского монарха верные дворяне густою толпою окружили своего Государя, хватали лошадей за ноги и мужественно умирали под копытами коней и мечами всадников; место каждого убитого занимала тотчас новая жертва... Надо признать, что эта традиция монархического правосознания – идти на смерть за обороняемое сокровище, – присуща всякой честной армии как таковой. Этим и объясняется то обстоятельство, что переход от республики к монархии совершался в истории не раз именно через посредство верной и победоносной армии. Фанатические республиканцы не без основания следят за своей армией и за своими генералами, опасаясь измены" [1, с. 505].

Тот же И.А. Ильин в другом месте пишет: "Монархическая верность есть такое состояние души и такой образ действия, при котором человек соединяет свою волю с волею своего Государя, его достоинство со своим достоинством, его судьбу со своей судьбою... Он как бы говорит своему Государю: "верю, что Ты еси верный орган нашей общей родины и нашего народа; что Ты утопил все Твои личные интересы в едином интересе нашего общего отечества, что Ты верен ему; что Ты ищешь для всех Твоих подданных, а моих братьев, блага и справедливости; что Ты Богом и через Бога соединен с нашею родиною и со всеми нами; и потому я, служа Тебе, служу моей родине и моему народу, и притом наилучшим образом" [1, с. 503].

"Только там, где священный закон нравственности неколебимо утвержден в сердцах воспитанием, верою, здравым неискаженным учением и уважаемыми примерами предков, – говорил в середине прошлого века ныне канонизированный московский митрополит Филарет (Дроздов), – там сохраняют верность Отечеству, жертвуют ему собой без побуждений воздаяния или славы. Там умирают за законы, тогда как не опасаются умереть от законов. Если же закон, живущий в сердцах, изгоняется ложным просвещением и необузданной чувственностью – нет жизни в законах писаных: повеления не имеют уважения, исполнение – доверия. Своеволие идет там рядом с угнетением, и оба приближают общество к падению" [3, с. 338].

"Сегодняшняя злободневность этих слов лишь подтверждает правоту и прозорливость мудрого старца, – продолжает эту мысль современный старец-митрополит Иоанн (Снычев). – Современные словари определяют государство как орудие политической власти в обществе. Лишенная религиозно- нравственных опор, такая власть неизбежно вырождается в голое насилие... Осуществляется ли она в интересах партноменклатуры с помощью кровавых репрессий или в интересах транснациональной финансовой олигархии с помощью экономического удушения неугодных – в конечном счете не так уж важно. В обоих случаях ценность нравственных идеалов признается ничтожной, а тоталитарный монстр безконтрольной власти приобретает самодовлеющее значение.

На принципиально иных основах построено церковное учение о богоугодной форме государственного устройства. Государство рассматривается им как большая семья. "Откуда сие множество людей, соединенных языком и обычаями, которое называется народом? Очевидно, что это множество народилось от меньшего племени, а сие произошло из семейства. Итак, в семействе лежат семена всего, что потом раскрылось и возросло в государстве", – провозглашает митрополит Филарет (Дроздов).

Отсюда понимание общенародного единства как духовного родства, как величайшей драгоценности, столь характерное для русской истории. Отсюда же стремление русского человека заменить, где только возможно, бездушные правовые нормы нравственными ценностями, теплом сердечных человеческих отношений. Отсюда – отношение к российской державности как к святыне, ибо семья – "малая церковь" – получает освящение в таинстве венчания супругов, а государство – "большая семья" – в таинстве венчания Царя на царство, на самодержавную власть во славу Божию (но не в интересах какого-либо класса или сословной группы)" [3, с. 336].

Если перенести это сравнение государства с семьей на "правовое государство", так это хваленое государство можно сравнить разве что с такой семьей, члены которой перессорились между собой вдрызг и, чтобы хоть как-то сносно сосуществовать дальше, составили "общественный договор", регламентировали свое поведение "правами и обязанностями": тебе поручается ходить в магазин, тебе – варить обед, тебе – мыть полы, ты стираешь, я выношу помойное ведро... Если не будешь выполнять своих "обязанностей" – будешь ущемлен в своих "правах". Ты мне не сваришь обед – я тебе не выстираю рубаху... Каждый тянет свою лямку.

Понятное дело, что за такую "семью" не захочется жертвовать жизнью. Естественно и радостно даже отдать жизнь за отца, за мать, за любимых братьев и сестер, но за любимых. Не за таких зануд, которые обедом не накормят, если не сможешь их по какой-то причине обстирать. А отдавать жизнь за "права и обязанности", за то, что бы надоевшие и постылые братья и сестры могли и дальше худо-бедно "тянуть свои лямки"... Это как-то не вдохновляет. Да и откуда взяться вдохновению, искреннему патриотизму в демократической стране, когда самый этот демократический уклад жизни насквозь фальшив: на словах декларируется одно – в жизни существует другое.

Об этом хорошо писал профессор М. Зазыкин: "Демократическая теория была сформулирована Руссо в XVIII веке и осуществляется до сих пор в западных странах. По ней должно господствовать разумное большинство народа – на практике господствует, сменяя друг друга, несколько партийных вожаков, субсидируемых мировой финансовой олигархией. По теории решения принимаются по наиболее аргументированным доводам во время парламентских дебатов – на практике они нисколько не зависят ни от дебатов, ни от аргументов, но направляются волею тайных сил, стоящих за предводителями партий, и отчасти соображениями личного интереса главарей.

По теории народные представители имеют в виду единственно народное благо – на практике они под предлогом народного блага и за его счет устраивают благо своих покровителей и свое личное. По теории они должны быть из наилучших, возлюбленных и уважаемых граждан – на практике это наиболее честолюбивые, наглые и безсовестные люди. По теории избиратель подает голос за того, кого знает и кому доверяет, – на практике он голосует за того, кого совсем не знает, а только слушал крик партийной пропаганды. По теории делами в парламенте управляют опытный разум и безкорыстное чувство – на практике главные движущие силы – воля тайных сил (мировой финансовой олигархии), эгоизм и демагогия" [2, с. 45].

Знакомая картина, не правда ли?! Да, теперь и нам это стало до боли знакомо. Понятное дело, что если даже при такой жизни из русских людей не вполне еще выветрился патриотизм, так это можно объяснить только не вполне растерянным еще наследством прежних, лучших времен. Не только мрак, косность и невежество свойственны были русскому народу в прежние времена. Было и другое, чего многие не видели тогда, да и теперь не видят.

"Да, мы бедны, да, мы жалки во многом, – писал 120 лет назад Ф.М. Достоевский, – да, действительно у нас столько нехорошего, что мудрец, и особенно если он наш "мудрец", не мог "изменить" себе и не мог не воскликнуть: "капут России и жалеть нечего!" Вот эти-то родные мысли мудрецов наших и облетели Европу, и особенно через европейских корреспондентов, нахлынувших к нам накануне войны изучить нас на месте, рассмотреть нас своими европейскими взглядами и измерить наши силы своими европейскими мерками. И, само собою, они слушали одних лишь "премудрых и разумных" наших. Народную силу, народный дух все проглядели, и облетела Европу весть, что гибнет Россия, что ничто Россия, ничто была, ничто и есть и в ничто обратится. Дрогнули сердца исконных врагов наших и ненавистников, которым мы два века уж досаждаем в Европе, дрогнули сердца многих тысяч жидов европейских и миллионов вместе с ними жидовствующих "христиан"... Но Бог нас спас, наслав на них на всех слепоту; слишком уж они поверили в погибель и в ничтожность России, а главное-то и проглядели. Проглядели они весь русский народ, как живую силу, и проглядели колоссальный факт: союз Царя с народом своим! Вот только это и проглядели они!..

В том-то и главная наша сила, что они совсем не понимают России, ничего не понимают в России! Они не знают, что мы непобедимы ничем в мире, что мы можем, пожалуй, проигрывать битвы, но все-таки останемся непобедимыми именно единением нашего духа народного и сознанием народным... Не понимают они и не знают, что если мы захотим, то нас не победят ни жиды всей Европы вместе, ни миллионы их золота, ни миллионы их армий, что если мы захотим, то нас нельзя заставить сделать то, чего мы не пожелаем, и что нет такой силы на всей земле... Александр I знал про эту своеобразную силу нашу, когда говорил, что отрастит себе бороду и уйдет в леса с народом своим, но не положит меча и не покорится воле Наполеона. И уж, конечно, об такую силу разбилась бы вся Европа вместе, потому что не хватит у нее на такую войну ни денег, ни единства организации" [4, с. 113-114].

"У нас, русских, есть две силы, стоящие всех остальных во всем мире, – это всецелость и духовная нераздельность миллионов народа нашего и теснейшее единение его с монархом... Народ наш разумен и тих, а к тому же вовсе не хочет войны, но уж коли надо будет, коли раздастся великое слово Царя, то весь пойдет, всей своей стомиллионной массой, и сделает все, что может сделать этакая стомиллионная масса, одушевленная одним порывом и в согласии, как един человек" [4, с. 9].

"Такой народ может быть вполне удостоен доверия. Ибо кто же его не видал около Царя, близ Царя, у Царя? Это дети Царевы, дети заправские, настоящие, родные, а Царь их отец. Разве это у нас только слово, только звук, только наименование, что "Царь им отец"? Кто думает так, тот ничего не понимает в России! Нет, тут идея глубокая и оригинальнейшая, тут организм, живой и могучий, организм народа, слиянного со своим Царем воедино. Царь для народа не внешняя сила, а воплощение его самого, всей его идеи, надежд и верований его... Да ведь это отношение народа к Царю, как к отцу, и есть у нас то настоящее, адамантовое основание, на котором всякая реформа у нас может зиждиться и созиждется. Если хотите, у нас в России и нет никакой другой силы, зиждущей, сохраняющей и ведущей нас, как эта органическая, живая связь народа с Царем своим, и из нее у нас все и исходит... У нас гражданская свобода может водвориться самая полная, полнее, чем где-либо в мире, в Европе или даже в Северной Америке, и именно на этом же адамантовом основании она и созиждется. Не письменным листом утвердится, а созиждется лишь на детской любви народа к Царю, как к отцу, ибо детям можно многое такое позволить, что и немыслимо у других, у договорных народов, детям можно столь многое доверить и разрешить, как нигде еще не бывало видано, ибо не изменят дети отцу своему и, как дети, с любовью примут от него всякую поправку всякой ошибки и всякого заблуждения их" [4, с. 523-527].

Как, впрочем, и отец, конечно же всегда выслушает и постарается понять любимых чад своих. Крутонравный Петр Великий говаривал: "Полезное я рад слушать и от последнего подданного. Доступ ко мне свободен, лишь бы не отнимали у меня времени бездельем" [1, с. 515]. Причем выслушивал он не только ласкающее слух "полезное", нет, умел выслушивать и нелицеприятное правдоговорение. Князю Якову Долгорукову он говорил: "Вот ты больше всех меня бранишь и так больно досаждаешь мне своими спорами, что я часто едва не теряю терпения; а как рассужу, то и увижу, что ты искренно меня и государство любишь, и правду говоришь, за что я внутренне тебе благодарен..." [1, с. 516].

Православие, Самодержавие, Народность – вот три кита, на которых веками стояло и крепло русское государство. Это, к сожалению, поняли – может быть, даже лучше нас поняли – и наши враги. Недаром октябрьская революция и последовавшие за ней события свои самые главные и мощные удары наносили именно по этим трем китам:

– взрываются и рушатся храмы, царит наглое глумление над верой в Бога;

– расстрелян царь с семьей;

– отстреливаются или изолируются от общества лучшие представители народа.

В ту пору, когда Владимир Ильич Ульянов (Ленин) еще трехгодовалым младенцем Владимиром ходил под стол пешком, русская читающая публика познакомилась с очередным романом Ф.М. Достоевского "Бесы". Один из героев этого романа, некто Шигалев, заявлял: "Посвятив мою энергию на изучение вопроса о социальном устройстве будущего общества, которым заменится настоящее, я пришел к убеждению, что все созидатели социальных систем, с древнейших времен до нашего дня, были мечтатели, сказочники и глупцы, ничего ровно не понимавшие в естественной науке и в том странном животном, которое называется человеком. Платон, Руссо, Фурье – все это годится разве для воробьев, а не для общества человеческого. Но так как будущая общественная форма необходима именно теперь, когда все мы наконец собираемся действовать, чтоб уже более не задумываться, то я и предлагаю собственную мою систему устройства мира. Вот она! – стукнул он по тетради" [5, с. 352].

Вот эта система в изложении другого героя романа Петра Степановича Верховенского: "Шигалев гениальный человек! Он выдумал "равенство"! У него хорошо в тетради – у него шпионство. У него каждый член общества смотрит за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное – равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень наук и талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей! Высшие способности всегда развращали более, чем приносили пользы; их изгоняют или казнят. Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями – вот шигалевщина! Рабы должны быть равны: без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство... Горы сравнять – хорошая мысль, не смешная!.. Мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство... Слушайте, мы сначала пустим смуту. Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только, которые режут и жгут... Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их Богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв и, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтоб испытать ощущение, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают... Но это лишь ягодки. Русский Бог уже спасовал пред "дешевкой". Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты... О, дайте взрасти поколению! Жаль только, что некогда ждать, а то пусть бы они еще попьянее стали! Ах, как жаль, что нет пролетариев! Но будут, будут, к этому идет..." [5, с. 364-367].

И пришло. И теперь мы имеем то, что имеем.

Кто-то из мудрых сказал: "народ, не знающий своего прошлого, рискует вновь пережить его". Государи мои, люди русские, неужели вы и теперь еще ничего не поняли, ничему не научились?!..

Нет, рано радуетесь, господа, собравшиеся хоронить Россию. Могилку, заботливо вами для России выкопанную, придется засыпать. Мы еще живы! И мы многое поняли и многому научились! Собравшимся хоронить Россию торжественно объявляю: похороны отменяются, мы намерены еще пожить! Народ наш жив еще. Православие наше живо еще. И третьего кита, Самодержавие, православный народ для себя вымолит. Мы тихо, с болью, но уверенно подымемся с этой больничной койки, на которую теперь уложены, расправим плечи, вдохнем широкой грудью и скажем "всему миру, всему европейскому человечеству и цивилизации его свое новое здоровое и еще неслыханное миром слово. Слово это будет сказано во благо и воистину уже в соединение всего человечества новым, братским, всемирным союзом, начало которого лежит в гении славян, а преимущественно в духе великого народа русского, столь долго страдавшего, столь много веков обреченного на молчание, но всегда заключавшего в себе великие силы для будущего разъяснения и разрешения многих горьких и самых роковых недоразумений западно-европейской цивилизации" [4, с. 240]. И вот, когда эти "горькие и роковые недоразумения" будут "разъяснены и разрешены", тогда и враги наши покроются краской стыда и станут вопрошать: "зачем же мы их били и чуть не убили?" Но мы их обнимем, как завещал нам Господь и научила Его святая Церковь, и не помянем зла, а всех простим и всех возлюбим, ибо к тому мы призваны. "Да, назначение русского человека есть безспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите. Славянофильство и западничество наше есть одно только великое у нас недоразумение, хотя исторически и необходимое. Для настоящего русского Европа и удел всего великого Арийского племени так же дороги, как и сама Россия, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления к воссоединению людей... Стать настоящим русским, значит: стремиться вмести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и все соединяющей, вместить в нее с братскою любовию всех наших братьев и изречь окончательное Слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону! Знаю, слишком знаю, что слова мои могут показаться восторженными, преувеличенными и фантастическими... "Это нам-то, дескать, нашей-то нищей, нашей-то грубой земле такой удел? Это нам-то предназначено в человечестве высказать новое слово?" Что же, разве я про экономическую славу говорю, про славу меча или науки? Я говорю лишь о братстве людей и о том, что ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено... Пусть земля наша нищая, но эту нищую землю "в рабском виде исходил благословляя Христос". Почему же нам не вместить последнего слова Его? Да и Сам Он не в яслях ли родился?.." [4, с. 469-470].

Это слова Ф.М. Достоевского из его знаменитой "пушкинской речи", произнесенной менее чем за год до смерти на заседании Общества любителей российской словесности. Ю.И. Селезнев, автор книги "Достоевский" в серии "Жизнь замечательных людей", так описывает реакцию зала на эту речь: "Несколько мгновений зал пребывал в каком-то онемении, которое прорвалось вдруг столь бурно, что вряд ли когда прежде Благородное собрание видело что-либо подобное.

– Пророк! Пророк! – раздавались крики. Славянофил Иван Аксаков и западник Тургенев бросились целовать Достоевского. В зале творилось невообразимое – люди плакали, обнимались, кто-то упал в обморок, словно, пусть на мгновение, но все злое, недоброе, разделяющее людей, отпало вдруг как скорлупа, и они обрадовались себе, новым, забытым, но мучившимся всегда в этой проклятой скорлупе и теперь ликующим от возможности быть самими собой. Рассказывали потом, что в эти минуты мирились, обнимаясь и целуя друг друга, даже старые враги: два известных Москве старика, о которых знали – лет уже двадцать слышать не могли один о другом без содрогания, – вдруг, не сговариваясь, бросились в объятия, сникли и заплакали, как малые дети, седые, беззащитные..." [6, с. 552].

Знающие люди скажут: "Ну и что? Уже очень скоро эти рукоплескавшие ему, обнимавшие его и целовавшиеся друг с другом люди обрушили на него же через прессу поток насмешек, клеветы и брани. Достоевский "витал в облаках", теперь священник Александр Захаров продолжает заниматься тем же неблагодарным делом".

Знаю, слишком знаю, что и мне теперь достанется сполна: и плевков, и клеветы, и хулы. И все-таки торжественно объявляю: Россия жила, жива и будет жить! Три кита вновь приплывут и подставят ей свои спины. Православие, Самодержавие, Народность явят миру братскую семью русских людей, которой все сначала позавидуют, а потом и сами захотят жить так же. Все это наше теперешнее сектанство, хождение на стадионы к западным миссионерам, хождение в дебри индийской религии и философии и прочие "хождения по мукам" – все это наносное, поверхностное, в толщу народную не укоренившееся и укорениться не способное; нет в русской душе подходящей "почвы" для таких "растений". Все это корни не пустило и не пустит, а значит, уже в ближайших поколениях увянет и засохнет. Уверяю вас: все наши самые ревностные баптисты и кришнаиты кончат православным храмом и будут столь же ревностными православными, еще нам православным старикам носы утрут.

Президент, мэры, законодательные собрания – такая же пена на волне. Сегодня есть, завтра не будет. И здесь вас уверяю: все искренние демократы, если только не растеряют искренность свою, непременно вырастут в убежденных монархистов. Такое уж не раз бывало. Русская история как будто специально самых видных наших монархистов проводила через увлечение демократией и республиканством. И.А. Ильин, столь много тут цитированный, был в молодости до того крайним борцом с самодержавием, что хранил у себя на дому бомбы для социал-революционеров. Ф.М. Достоевский сидел на каторге за участие в деле петрашевцев.

Л.А. Тихомиров, автор монументального труда в защиту монархии "Монархическая государственность", был членом Исполнительного Комитета партии "Народной воли", организовавшей убийство императора Александра II, редактировал партийные газеты, был арестован и более четырех лет просидел в Петропавловской крепости. Интересны обстоятельства его освобождения. Император Александр III (сын убиенного Александра II) обходил политзаключенных Петропавловки и лично беседовал с каждым. Все, как могли, выгораживали себя и заверяли императора в своей невиновности. Один только Тихомиров честно признался, что наказан заслуженно. Тогда император заметил, что не находит возможным содержать в одинаковом заключении столько невинных людей совместно с преступником и повелел освободить Тихомирова. Этот акт царского благородства и милосердия положил начало перерождению активнейшего революционера в убежденнейшего монархиста.

Народ наш цел. Православие наше живо. Будет у нас и Монарх. Но Монарха нам, русским людям, опять повторяю, надо еще заслужить и у Бога вымолить. В этом вопросе нужна обдуманность, трезвость и взвешенность, как ни в каком другом. Еще не все пророчества Достоевского исполнились. Он ведь в "Бесах" прозорливо описал не только социализм, но и то, что те же бесы готовят нам после социализма. "Ну-с, и начнется смута! – это все тот же Верховенский речи ведет. – Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видел... Затуманится Русь, заплачет по старым богам... Ну-с, тут-то мы и пустим... Кого? Ивана-Царевича! Мы скажем, что он "скрывается". Знаете ли вы, что значит это словцо: "Он скрывается"? Но он явится, явится. Он есть, но никто не видел его. О, какую легенду можно пустить! А главное – новая сила идет! А ее-то и надо, по ней-то и плачут. Ну, что в социализме: старые силы разрушил, а новых не внес. А тут сила, да еще какая, неслыханная! Нам ведь только на раз рычаг, чтобы землю поднять. Все подымется!.. И застонет стоном земля: "Новый правый закон идет", и взволнуется море, и рухнет балаган, и тогда подумаем, как бы поставить строение каменное. В первый раз! Строить мы будем, мы, одни мы!" [5, с. 368-369].

Слышите ли, русские люди, это тройное "мы, мы, одни мы"? Вот это намотайте себе на ус. На все свои усы и на все свои бороды намотайте: Царя надо заслужить, до Царя надо дорасти, созреть надо духовно до Царя. А если, не доросши, не созревши, возжелаете поскорее, тотчас же и одним махом все свои проблемы "Царем" решить – так получите вместо Царя "припрятанного" "Ивана-Царевича". Чувствует мое сердце, что приготовлен уже. Еще "скрывается". Но вот-вот "явится". Не ошибитесь. Не обознайтесь. Не поспешите. За личиной скороспелого "Ивана-Царевича" они свою "стройку" продолжат. Главное-то "строительство" тогда и начнется. Все, что было доселе – только "балаган". А запроектировано "строение каменное". Со стенами толстыми и решетками крепкими...

У романа "Бесы" два эпиграфа. Один из любимого Достоевским Пушкина. Другой, на который хочу особо обратить ваше внимание – евангельское повествование об исцелении Христом гадаринского бесноватого (Лк. 8, 32-36). "Гадаринский бесноватый" – это современная Достоевскому Россия, в которой уже завелись и быстро плодятся бесы-Шигалевы, бесы-Верховенские и им подобная нечисть. Беснование приняло затяжной характер. Продолжается до сего дня. Многие еще и теперь не набесились. Посмотри-ка, русский человек, в свою душу. Черным-черно от бесов с бесенятами. Но в Гадаринскую страну пришел Христос и выгнал бесов из несчастного страдальца. И Россия исцелена будет Им же.

Настрадались уже.

Хватит.

Только вот "исцеляться"-то нам, родные мои, следует в нужной последовательности: не сначала искать Царя, а потом избавляться от бесов – а наоборот: сначала повыселить из себя бесов, а потом уж, с ясными-то головами, да чистыми сердцами, подумать и про Царя. Да, это не вдруг сделается. Недобесившимся надо дать возможность добеситься. Не настрадавшимся – настрадаться. Ищущим счастья в "благах цивилизации" надобно дать эти блага, чтоб они наелись ими до оскомины. И через "правовое государство" придется пройти. Хороша семья, основанная на любви, да глупо толковать про любовь людям, переругавшимся и злым друг на друга. Им бы для начала хоть помириться; какое там "любить" – хоть бы не бить друг друга. В "царство любви" невозможно перескочить прямо из "царства ненависти и вражды", минуя "царство прав и обязанностей, долга и законности". Святым ни к чему Моисеево десятословие. Святые водимы благодатью Божией. Но мы-то покуда водимы бесами. Для многих из нас будет достижением не Моисеевы даже десять заповедей, а суметь чтить и не нарушать для начала хоть Уголовный кодекс. Потом уж дорасти до десяти заповедей, до требований церковной дисциплины, соблюдения постов и т. д. А это пустейшее дело: возомнить себя "под благодатью" и идти "под благодатью" бить морды баптистам и кришнаитам, или "под благодатью" трескать мясо Великим постом... Это блажь, а не благодать! Прелесть бесовская, а не Божие водительство!

О монархии нам теперь говорить – все равно что детям школьного возраста, а то и прямо ясельного, вознамериться в космическую ракету залезть да в космос полететь. Мечтать о небе, конечно, можно в любом возрасте. Но отправляться из дверей детского сада на космодром рановато. Монархия для таких глупых, упрямых и хулиганистых ребят, каковы мы теперь – для нас же самих явится невыносимой тяготой. Да и кто, кроме "Ивана-Царевича", согласится стать у нас теперь Монархом? Для Монарха-то мы, неслухи и хулиганы – еще пущая тягота, чем он для нас. Монарх – если он будет верен своему призванию – должен будет стать в таком народе непременно диктатором и тираном, а не отцом (сладко ли будет его сердцу?). А сам народ отнесется к этой тирании, как к ненавистному бремени и ярму...

Вот здесь спешить не надо. Те, кто говорят о реставрации монархии в России теперь уже, в данную историческую минуту, говорят об этом явно преждевременно. Царя мы еще недостойны. А "Ивана-Царевича" не желаем. Что же мы будем делать? Мы будем "обжигать кирпичи", попалять в себе греховные и душевредные страсти, выселять из своих душ бесов с бесенятами; мы будем учиться добросовестному исполнению своих "прав и обязанностей", пройдем для этого, если надо, выучку у Европы; мы будем молиться за наших теперешних и возможных будущих "оккупантов"; но при всем этом мы будем молиться еще и так:

Господи Боже наш, прими молитву нашу, о Церкви Твоей святей приносимую, о всех людех Твоих, ихже искупил еси честнóю Твоею кровию. Приими молитву сию о благоверных Царех и Царицах, князéх и княгинях, епископех и священницех, монасех и бельцéх, воинех и младенцех, за веру и Царство православныя подвизавшихся, наипаче же от безбожныя власти умученных, и молитвами их даруй нам на последняя времена Царя православного и Самодержавное Царство его в щит и ограждение Церкви святей Своей. Помяни ны и вся люди Твоя, отцы и братию нашу, о возстановлении Царства Самодержавного подвизающихся, и укрепи силою Духа Твоего Святаго во брани до конца претерпети и устояти, и венцев небесных сподоби. Твое бо есть, еже миловати и спасати ны, Боже наш, И Тебе славу возсылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.