Александр Захаров


О ГОЛОДЕ НА ДУШЕВНЫЕ КАЧЕСТВА
В СЫТОЕ ВРЕМЯ




Санкт-Петербург
1986

О голоде на душевные качества в сытое время

Письмо в "Литературную газету"

Данное письмо было написано в конце мая 1986 года как отклик на дискуссию "Проза молодых: новые имена – новые проблемы", опубликованную в "Литературной газете" (за 21 мая 1986 г.). Тогда же оно было отправлено в редакцию газеты, но опубликовано не было. Редакция ответила автору письмом следующего содержания:

Уважаемый товарищ Захаров!

Благодарим вас за внимание к дискуссии нашей газеты о прозе молодых писателей. В настоящее время, в виду большого количества откликов, почта изучается. В будущем, возможно, она будет использована в дискуссии.

С уважением В. Куницин, обозреватель отдела литературоведения "ЛГ".

30 июня 1986 г.

На третьей странице двадцать первого номера "Литературной газеты" (за 21 мая 1986 г.) я прочел: "И поныне безсонными ночами я мучаюсь о том, почему сознание общего горя роднит людей, а общее благоденствие разъединяет с природой и с себе подобными..."

Я, признаться, тоже мучаюсь о том же. И не только ночами, но и днями. И днями-то, пожалуй, даже больше. Ибо днями-то и видишь большей частью подтверждение этой истины. Видишь, как сплошь и рядом материальный успех порождает духовное успение, наполненность желудков – пустоту в голове и сердце, благоденствие – отнюдь не благую, а злую (ибо пустую и безсмысленную) жизнь. Видишь, как люди, живя хорошо, начинают быть хуже, а живя плохо, начинают быть лучше!

В этом же номере "Литературной газеты" есть статья украинского писателя и врача Юрия Щербака о событиях в Чернобыле. В ней – новое подтверждение этой старой истины. "Странное дело, – пишет автор, очевидец чернобыльских событий, – в этой необычной обстановке, требующей принятия немедленных решений, в противоречивой и сложной кутерьме экстремальной, быстро меняющейся ситуации люди стали спокойнее и доброжелательнее относиться друг к другу: общее горе и общая цель сблизили многих вчера еще незнакомых людей, сделали их добрее и покладистее, заставили отбросить всякую раздраженность и амбициозность. Я не слышал здесь начальственных разносов, не было мелких межведомственных стычек..."

Примеров противоположного рода – когда люди, извините меня за выражение, "зажираются", становятся чем обеспеченнее, благоустроеннее, тем честолюбивее, спесивее, жаднее, безжалостнее, – приводить, думаю, не надо. Они уж слишком известны и без меня.

Но если нет надобности указывать на то, что все прекрасно видят и без тебя, то есть великая надобность поразмыслить, почему это так бывает (почему благополучие ухудшает людей, а горе делает их лучше) и что надо сделать для того, чтобы это так не было? Я, конечно, разумею не то, чтобы не было подъема духа в годину испытаний, а то, чтобы не было упадка духа в годину всеобщего благоденствия. Что надо сделать для этого? Или это неизбежно – подталкивать людей к добру средствами зла: войнами, морами, землетрясениями, наводнениями, пожарами, извержениями вулканов и ядерных реакторов?.. И никогда не научатся люди жить и в благополучии, и по-братски?..

Ответить на эти вопросы – цель данной статьи. Но выполнение этой цели – в конце ее. А сейчас – о двух статьях на вышеупомянутой третьей странице "ЛГ". И еще прежде – о двух цитатах из этих статей, вынесенных в центр страницы и разделенных знаком вопроса.

Лариса Богданова-Гонченко: "Кажется мне, что тридцатилетние хорошо усвоили наиболее надежную для писателя истину: никто не обязан иметь высокий ум, но все обязаны иметь чистую совесть".

Владимир Крупин: "Именно высокий ум нужен писателю. Уж в наше-то время при легкой доступности классического, художественного, нравственного, философского наследия как не развить ум. Только безсовестные могут уклониться от этого".

Знак вопроса между этими цитатами видимо предлагает читателю решить, которая из высказываемых в них мыслей вернее. А если читатель решил, что ни которая?..

Сначала – о том, что не устраивает меня в мысли критика. Помнишь, Лариса, что сказал Ян Гус при виде старухи, усердно тащившей связку хвороста к его костру? Он сказал: "О, святая простота!" И ведь он, Лариса, был прав! Эта старуха, в поте лица трудившаяся для сожжения "богопротивного еретика", она ведь делала свое дело с чистой совестью. Возможно даже, что совесть судила бы ее как раз в том случае, если бы она этого не делала. Но что она делала? Зверство она делала, Лариса. Так предохраняет ли чистая совесть от зверств?..

Дорогой Вы мой критик, и Вы, дорогая редакция, неужели мне, трактористу, разъяснять Вам, гуманитариям, эти азбучные истины? Совесть судит человека тогда, когда он делает дела, ей противные. А дела, ей противные – у каждого свои, в зависимости от уровня совести. У безсовестного человека таких дел нет вовсе; человек со средним уровнем совести посовестится залезть в чужой карман, но без зазрения совести выругается в присутствии женщин; высокосовестливый человек не позволит себе ругаться не только в присутствии женщин, но и вообще ни в чьем присутствии.

Еще надо сказать, что действия и поступки людей, как правило, внушаются им посредством воспитания, общения с другими людьми. А внушить посредством воспитания и общения – это тоже не секрет – можно все, что угодно. Внушали людям, что полезно в иных случаях сжигать себе подобных – и люди сжигали. Считалось безсовестным отказаться от дуэли – и люди сажали друг в друга пули. Воспитывался целый народ в духе избранной нации – и целый род считал себя избранной нацией... Бывают, конечно, везде исключения... Но они оттого лишь и бывают, что везде, слава Богу, находятся люди, заботящиеся не только о чистоте своей совести, но и о развитости своего ума. Люди, которые руководствуются в своей жизни не стадными инстинктами, а решениями собственного разума... Но такие люди, к великому сожалению, и были, и есть исключения. И до тех пор, пока они будут исключениями, нет никаких гарантий того, что и с чистой совестью не будут твориться грязные дела.

Но если нет радости от чистой совести в сочетании с неразвитым умом, то еще меньше ее от развитого ума в сочетании с безсовестностью. Это я уже обращаюсь к Владимиру Крупину.

Есть умные люди. Но есть и "с умом обделанные преступления". Есть великие благодеяния, дарованные умом роду человеческому. Но есть и не менее великие злодеяния, дарованные тем же умом. Подарки ума – это ведь не только телевизоры, холодильники и полотеры. Колючая проволока, слезоточивый газ, пулеметы – это ведь тоже подарки ума. А атомная бомба?.. Глупость, что ли, ее изобрела? Глупости бы такого не осилить. Но вся беда в том, что над этим трудился гениальный человек. Да, к слову сказать, и все проблемы, что висят сегодня над нами таким густым роем – висят, мнится мне, именно оттого, что мы в значительной степени поумнели, но не подобрели. А если нет в человеке этого последнего (доброты), то чем более в нем будет ума – тем хуже.

Вот такие мысли об уме и совести. Я начал излагать их с того, что объявил неправыми и Ларису Богданову-Гонченко и Владимира Крупина. Но сейчас сижу и думаю: а ведь напрасно я это сделал. Ведь в итоге-то получается, что они оба правы. И совесть, оказывается, нужна, и ум нужен... А только знаете что, на мой взгляд, не нужно? Не нужно противопоставлять их друг другу. А сойдемся-ка мы миром на том, что для писателя (да и не только для писателя) одинаково желательны и максимально развитый ум, и максимально чистая совесть. Ибо нет, еще раз повторяю, радости ни от сильного ума в сочетании с безсовестностью, ни от чистой совести в сочетании с безумием. Таково и будет, с Божьей помощью, рассмотрение данного вопроса.

Теперь возьмусь-ка я за следующий вопрос. Он вытекает прямо из названия и всего содержимого статьи Владимира Крупина "Чтоб служба медом не казалась". Читал я эту статью, и сердце радовалось. До чего все правильно написано. И то, что солдаты настоящие выходят отнюдь не из плясунов. И то, что писатели настоящие тоже, подобно солдатам, не ищут жизни полегче, ибо "если писатель торопится обслужить политические, экономические, социальные идеи – то какой из него писатель, это обслуга". Лакей. А каково это рассуждение о свободе и рабстве! "Что лучше – свобода или рабство? Конечно, свобода, тут же говорим мы. Что делает писателя свободным? Его творчество. Но если его творчество зависимо от напечатания, от согласия писать "проходимо" – оно и есть самое настоящее рабство. Один не согласится – пятеро с готовностью подскачут".

А каковы вопросы молодым! "Почему плачут одинокие старики, почему велика преступность, почему растут несчастные сироты, почему мир на грани войны, природа над пропастью гибели? Почему? Потому что многие авторы озабочены более своей судьбой, а не судьбой Отечества, вот почему... Потому, повторим и усилим, что бойцы за светлые и добрые начала в человеке ожидают признания, а не ранений. Меня поразило своей точностью одно из высказываний Петра Палиевского: "Уподобим литературу поезду, читателей – тем детям, что доверчиво и приветливо машут пассажирам с откосов. Нет, не видят их пассажиры, занятые собой, спорами, выяснениями отношений".

Продолжая сравнение, можно сказать, что поезд уже и на памяти моего поколения ревностно перевозил и воспевал торфоперегнойные горшочки, кукурузу завозил за Полярный круг, славил любые реорганизации. И так далее. Неужели еще идущие вослед будут повторять наши ошибки? А вдруг?" Вот о том, что бы нам такое придумать, чтобы не было этого "А вдруг?", я и хочу повести разговор.

Сейчас Вы будете улыбаться. Но я действительно полагаю, что у нас бытует в корне неверное отношение к работникам культуры и вообще к руководящим работникам. Почему у нас сегодня столько желающих стать писателями, поэтами, министрами?.. Короче, теми людьми, которые душами ли, телами ли нашими – но чем-нибудь да руководят. Потому, что всем этим людям созданы особые привилегии, выделяющие их из общей массы... Почему такое паломничество в писатели? Потому, что писатели окружены почетом, поклонением... А ну, как изменить ситуацию? Окружить писателя не почетом, а сказать ему так: "Написал ты, милый человек, 15 страниц. Хорошо. Хочешь опубликовать их? Еще лучше. Но посиди- ка ты за это 15 суток в тюрьме. На хлебе и водице. Или, скажем, отработай этот срок на особо тяжелых физических работах... А за 20 страниц – 20 суток того же "удовольствия". И так далее – в зависимости от размеров написанного. Это чтобы не было у тебя, милый человек, пустых-то слов. А каждое слово и вес, и цену имело.

Много ли тогда останется желающих писать? Думаю, считанные единицы. Но уж зато такие, которым действительно есть, что сказать миру. Такие будут писать и в этих условиях. Такие, если требовалось, не на сутки – на года в тюрьмы шли... Если горит в человеке воистину Слово Правды, а не желание собственного успеха, что остановит такого человека? Таких тюрьмы, каторги, виселицы, костры, кресты не останавливали. Ужели необходимость пролить не кровь, а всего лишь пот, остановит? Никогда! А вот от лишних людей это литературу избавит. И это будет на пользу и им, и литературе.

"Читайте прежде всего лучшие книги, а то вы совсем не успеете прочесть их", – говорил Генри Торо. Но как найти эти лучшие среди груд (все более растущих груд) книг посредственных?.. Так не лучше ли всем этим посредственным писателям стать хорошими инженерами, учителями, врачами, родителями наконец?.. Мало ли на свете есть полезных дел, кроме писательства? Мало ли областей для применения своего творчества? Так и давайте же творить в тех областях, в которых каждый из нас способен принести максимальную пользу, а не в тех, где мы сегодня творили, а завтра нас забыли... Мало разве ныне таких писателей-однодневок? И кому, какая от них польза?

"Искусство не должно быть карьерой, оно должно быть призванием. Призвание может быть узнано и проверено только тогда, когда ученый и художник жертвуют своим спокойствием и благосостоянием, чтобы следовать своему призванию... Мир не нуждается в тех десяти тысячах (так называемых художественных) произведений искусства, которые из года в год появляются на парижских выставках, в сотнях театральных пьес, в тысячах романов. Ему нужны три-четыре гения в столетие и такой народ, в котором живы разум, добро, понимание прекрасного, народ со здоровым сердцем, здоровым умом, со здоровыми глазами, способный видеть, чувствовать и понимать, что есть прекрасного и хорошего в мире, и работающий над тем, чтобы прекрасным и хорошим украсить жизнь". Это – Ромен Роллан. Мне лучше не сказать.

Но все вышесказанное относится не только к писателям. Я не случайно, заговорив о них, поставил рядом с ними министров. "Рыба, – гласит народная мудрость, – начинает гнить с головы". И не только рыба. Но и общество. Головою же общества являются именно те, кто им руководит. И для того, чтобы общество не загнивало, недопустимо пребывание на руководящих постах загнивших людей. Руководящий пост сам по себе способствует загниванию. Чего же ожидать, если на нем окажется человек уже подпорченный? Того лишь, что он на нем сгниет окончательно. У нас же положение таково, что людям, не допускающим в себе гнили (честным, искренним, добросовестным), на эти посты практически не попасть. Занять их можно лишь с большей или меньшей помощью подхалимажа и лицемерия. В итоге на этих постах оказываются не самые лучшие, а самые хитрые... Знаете, что для меня на сегодняшний день является самым загадочным? Как мог такой человек, как Михаил Сергеевич Горбачев, стать генеральным секретарем ЦК КПСС?.. Я, признаться, на такое уже не рассчитывал. Столько фальши пришлось видеть за свою не такую уж долгую (мне 29 лет) жизнь, что даже теперь не верится, что "перемены" наши всерьез и надолго. А если уж быть до конца честным, то даже в эту разворачивающуюся у нас во весь фронт честность не верится. Все думается, а не кроется ли за этой "честностью" какая-нибудь "архибезчестность"? Нет ли здесь какой-либо архихитрой махинации?.. Вот до чего убитой оказалась вера в правду. (Не в ту Правду, конечно, что существует сама по себе. Она вечна и неодолима. А в ту правду, которую можно ожидать от представителей нашей "головы".) И я бы, возможно, не стал писать обо всем этом, если бы не был уверен, что вера эта оказалась убитой не только во мне. Но в миллионах и миллионах моих соотечественников. Я ведь живу среди них, общаюсь с ними каждодневно, и знаю, что пишет пресса и что говорит народ... Знаете, что он говорит? Он говорит: "Прессе приказано ныне писать про честность – она и пишет. А завтра ей прикажут писать про другое – и все эти честолюбы тут же хором заголосят про другое..." Что вы на это скажете, товарищи писатели?..

Ну, вы пока подумайте, а я продолжу свой разговор о "загнивающей с головы рыбе". Чтобы общество, говорю я, не загнило – недопустимо загнивание его "головы". Но что надо сделать для того, чтобы у нас не было гнилой "головы"?.. На мой взгляд, применим-ка мы к ней те же оздоравливающие санкции, что и к писателям...

Вы можете сколько угодно улыбаться по поводу мальчишества моих предложений, но согласитесь со мной в том, что не выйдет у нас ничего путного до тех пор, пока на руководящие должности будут лезть не с целью "жить для других", а с целью наживаться. Исчезнет же эта заманчивая цель, на мой взгляд, лишь тогда, когда у занимающих эти должности будет поменьше привилегий и побольше ответственности... Пусть-ка министр зарабатывает наравне с дворником. И кормится наравне с дворником. Или что, если он министр, так у него желудок не такой, как у всех людей? Не может министров желудок без черной икры и копченой колбасы?.. Ну, пусть я по-мальчишески рассуждаю, пусть глупо это, сажать в тюрьму достойных людей, чтобы на их место не лезли недостойные... Но что-то же надо для этого делать. Как-то же надо разместить на лучших местах лучших людей, а не пройдох и проходимцев... Пусть мои предложения глупы. Предложите не глупые. Я не за свои, а за наиболее действенные предложения. Пусть делается то, что наиболее эффективно и в кратчайший срок избавит нашу "голову" от "гнили".

Теперь возьмусь-ка я за еще один вопрос. Начну с той же цитаты Владимира Крупина: "Уж в наше-то время при легкой доступности классического, художественного, нравственного, философского наследия как не развить ум. Только безсовестные могут уклониться от этого". Вы это серьезно, Владимир? Неужели Вам и впрямь легко доступно все, с чем Вы хотите познакомиться в области классики, нравственности, философии?.. Если так, то Вы, безусловно, очень счастливый человек. Но не забывайте, Владимир, что не все в наше время так счастливы, как Вы. Вы правы: Достоевский ныне в буржуазных монархистах и реакционерах не ходит. Но так ли уж легко почитать его труды? Я лично за "Бесами" охочусь уже третий год, и все без толку. Они ускользают от меня прямо-таки с бесовской неуловимостью. "Братьев Карамазовых", правда, поймал. Но тоже после двухгодичной охоты. А чего стоило обзавестись "Дневником писателя"?!..

Но здесь я должен перейти к еще более дерзностным рассуждениям, касающимся самых основ нашей государственной внутренней политики. Да-да, меня не устраивает и она. Уж выскажусь начистоту, а там пусть будет, что будет. Может человек хоть раз в жизни высказать без потайки все, что думает?..

Я думаю, что совершенно прав был чилийский коммунист (член политической комиссии Компартии Чили и министр финансов в правительстве Сальвадора Альенде) Орландо Мильяс, когда писал: "Краеугольным камнем сотрудничества коммунистов и христиан должен быть принцип подхода к государственной власти: как коммунисты не рассматривают власть в качестве инструмента для навязывания своей идеологии, так и католики не должны использовать ее для насаждения религии" (Курсив мой. – А.З.). К сказанному Орландо Мильясом я могу прибавить лишь то, что такой подход к государственной власти должен быть принципом не только для коммунистов и христиан, но и для всех объединений людей, в данном государстве живущих. Только при таком подходе в государстве может царить истинная демократия, а не пустая о ней говорильня... Но есть ли что-нибудь подобное у нас? Найдется ли в стране хоть один человек, способный всерьез утверждать, что наши коммунисты "не рассматривают власть в качестве инструмента для навязывания своей идеологии"?.. Нет, наши коммунисты, не в пример чилийским, ее именно так и рассматривают. И до тех пор, пока они ее будут так рассматривать, все в стране будет зависеть лишь от того, какой коммунист будет на посту генерального секретаря ЦК КПСС. Занимается этот пост М.С. Горбачевым – дела вроде пошли на лад... Надолго ли? Появится там завтра дурак – и завтра же все опять пойдет по-дурацки.

Моя забота – избавить будущее своей Родины от произвольной игры случая. Повторение прежних ошибок недопустимо. Для того же, чтобы они не повторялись, необходимо уже теперь, пока есть на то благоприятное время (терять нельзя ни минуты) коренным образом пересмотреть бытующие у нас взаимоотношения между властью и представителями того или иного мировоззрения. Представители всех мировоззрений должны быть перед властью равны. Она никому не должна создавать привилегированное положение. Власть должна заниматься теми делами, которые являются уделом власти – административно-управленческими. Идейное же, нравственное воспитание народа – удел народных избранников, пастырей душ: священников, поэтов, писателей, философов, художников, людей искусства. Помните Христово: "Отдайте кесарю кесарево, а Богу Божье". Забвение этого правила безнаказанно не проходит. Горе, когда кесарь берется за неподъемное ему дело – духовное воспитание своих подданных. И подданные остаются невоспитанными, и "кесарь" – обезславленным перед судом истории. Духовный мир человека создается не приказами, не указами, не начальственными разносами... А вдумчивым проникновением в смысл своей жизни и всего окружающего. Ни один начальник не скажет мне, откуда взялся этот мир и зачем в 1956 году появился в нем я, Саша Захаров? А Саше Захарову самому надо решить, с какой такой таинственной целью он появился и откуда взявшимся он будет считать этот мир? И помочь в этом Саше Захарову могут единственно те люди, которые сами были мучимы теми же вопросами и оставили после себя плоды своих мук (в музыке ли, в картинах ли, в книгах ли). Но Сашу Захарова вместо этих помощников пичкают докладами, отчетами, циркулярами... А то, что его интересует, ему приходится покупать за бешеные деньги в антикварно-букинистических магазинах. Да еще некоторые вещи не купишь и за бешеные деньги. Двухтомник Николая Федоровича Федорова "Философия общего дела". Я видел его в отделе комиссионной продажи лишь однажды. Стоил он 500 рублей. Но у меня тогда таких денег не было. Когда же я их скопил, его уже там не было. Так и лежат они у меня, как неприкосновенная святыня – на тот случай, если когда-нибудь снова встречу его. Уже второй год лежат... А потом Саше Захарову говорят, что "уж в наше-то время при легкой доступности классического, художественного, нравственного и философского наследия только безсовестные могут не развить свой ум". Да, я согласен, что при легкой доступности всего вышеперечисленного надо быть действительно безсовестным, чтобы не развить ум. Но я категорически утверждаю, что ныне безсовестно называть все вышеперечисленное легкодоступным.

И в этом я вижу крупнейшую ошибку нашей государственной внутренней политики. В стране создается буквально наводнение угодной коммунистам литературы. А все, что так или иначе не согласуется с марксистско-ленинской философией, идет вразрез с положениями диалектического и исторического материализма – либо не выпускается вовсе, либо выпускается в ничтожном количестве и оседает на полках специалистов. Потом, правда, эти специалисты удостаивают нас критическим разбором того, что они прочитали, разъясняют нам, в чем неправы их идеологические противники... Но ведь еще Жан-Жак Руссо справедливо замечал: "Было бы весьма наивно думать, что достаточно выслушать ученых одного направления, чтобы ознакомиться с положениями их противников..." А почему бы не предоставить свободу высказывания и противникам?..

Когда Ленин увидел, что часть православного духовенства солидарна с большевиками в требованиях свободы, тогда он, обращаясь к своим соратникам, писал: "Мы, социалисты, должны поддержать это движение, доводя до конца требования честных и искренних людей из духовенства, ловя их на словах о свободе, требуя от них, чтобы они порвали решительно всякую связь между религией и полицией. Либо вы искренни, и тогда вы должны стоять за полное отделение церкви от государства и школы от церкви, за полное и безусловное объявление религии частным делом. Либо вы не принимаете этих последовательных требований свободы, – и тогда, значит, вы все еще в плену у традиций инквизиции, тогда, значит, вы все еще примазываетесь к казенным местечкам и казенным доходам, тогда, значит, вы не верите в духовную силу вашего оружия...". Это в 1905 году (в статье "Социализм и религия") писал Ленин.

Сегодня я хочу обратиться с теми же словами к тем, кто называет себя его последователями: "Либо вы искренни, и тогда вы не должны, выражаясь языком вашего чилийского соратника, "рассматривать власть в качестве инструмента для навязывания своей идеологии". Либо вы не принимаете этих последовательных требований свободы, и тогда, значит, вы все еще в плену у традиций инквизиции, тогда, значит, вы все еще примазываетесь к казенным местечкам и казенным доходам, тогда, значит, вы не верите в духовную силу вашего оружия..."

Я, дорогие друзья, и коммунисты и некоммунисты, прошу понять меня правильно. Я вовсе не за то, чтобы меньше издавалось трудов Маркса или Ленина. А я за то, чтобы больше издавалось и несогласных с ними трудов. Помните древнюю Грецию? Там молодых воспитывали, давая им возможность присутствовать при спорах приезжих мудрецов. Причем, слушая эти споры, они не обязаны были присоединяться ни к какой стороне, а обязаны были только развивать способности своего ума. И из них выходили Сократы, Платоны, Аристотели... А из наших воспитательных учреждений кто выходит? Пьяницы, развратники и дармоеды.

"Никакое праздное слово, прорвавшееся при свободе, не может быть так вредно, как искусственная отчужденность мысли от высших интересов... При свободе мнения всякая ложь не замедлит вызвать противодействие и противодействие тем сильнейшее, тем благотворнейшее, чем резче выразится ложь. Но нет ничего опаснее и гибельнее равнодушия общественной мысли". Это Михаил Катков. "Истина, действующая свободно, всегда довольно сильна, чтобы защитить себя и разбить в прах всякую ложь. А если истина не в силах сама защитить себя, то ее ничто защитить не может". Это Константин Аксаков. Мне опять лучше не сказать. Мне остается лишь пожелать, чтобы эти элементарные истины были поняты не только мною, но и теми, от кого куда более чем от меня зависит, торжествовать ли в моем Отечестве Истине или лжи.

И наконец о том, что сулил вначале. Об ответах на эти мучающие меня (да, наверное, и не только меня) вопросы. Почему, живя хорошо, люди начинают быть хуже, а живя плохо – начинают быть лучше? Случайно это так получается, или здесь кроется какая-то неизбежная закономерность? Можно ли, оставив людей без горя, надеяться на братскую среди них жизнь?..

Мне думается, нельзя. Для сближения людей необходимо существование между ними общего горя (и осознание ими этого горя). Лишь в этом случае люди воистину роднеют... Но да не думает ни редакция, ни читатель (если эта статья доберется до читателя), что я накликаю на человечество бедствия и катаклизмы. Есть горе – и горе. Иначе горюют о потере кошелька, иначе – о потере любимого человека и еще иначе – о потере нравственной чистоты и недостаточности умственных приобретений. И вот это последнее горе, мне кажется, будет преследовать человечество до тех пор, пока существует человечество. Оно и сегодня у нас есть. И от этого-то горя и все остальные наши горести. Но мы склонны этого главного источника наших бед не замечать, а боремся с тем, что из него проистекает...

Это подобно тому, как малые дети ломают куст и думают, что его уничтожают. А корень-то в земле остается. И на месте сломанного куста, глядишь, два новых вырастают... Корень зла губить надо! Тогда и с побегами его бороться не придется... А для того, чтобы губить корень, надо прежде всего знать, где он. А то у меня складывается впечатление, что многие его и не видят. И не знают, что губить-то надо. Такой здоровенный корнище разросся. А люди, вместо того чтобы его губить, себя губят. Пьянством, обжорством, развратом губят... И при всем этом никакого горя при себе не видят. Да в том-то и горе, что тонем мы в грехах и беззакониях. Но беда, что мы грех за горе считать перестали. У нас отсутствие материальных благ – горе...

Не оттого ли, что в марксизме-ленинизме слово "грех" не котируется? Так есть иные авторы, способные напомнить, что не та жизнь дурна, которая бедна, а та, которая греховна... Если, конечно, этим авторам рот не затыкать. А если затыкать – то чем наш социализм лучше фашизма? И там рты затыкали говорящим против власти, и тут рты затыкают говорящим против власти. Вся и разница, что там власть одна, а тут другая...

Но власть, какою бы и где бы она ни была, должна не преследовать критику, а прислушиваться к ней. И если она правильна исправлять свои ошибки, а если нет – разъяснить критику, в чем он заблуждается... Это – если она хочет быть властью. А если она ведет себя по-иному, то это уже не власть – а самовластие, тирания. И это будет тирания, какою бы вывескою она не прикрывалась: "социалистической", "социал- демократической", "христианско-демократической"... Суть вещи не в названии, а в вещи. Хрен, каким именем его ни назови, все равно останется хреном. Слаще он оттого, что называть его яблоком, не станет... А мне бы так очень не хотелось видеть в своем Отечестве тиранию. Да еще "тиранию социалистическую". Это ведь вдвойне лживо. Фашизм, если он тиранит людей, так он хоть так прямо и признается, что тирания – в основополагающих его принципах. А как отнестись к тому, что называется демократией, а в сути своей сущая плутократия?.. [Слово "плутократия" здесь употреблено не в традиционном смысле – "власть богатых", а в прямом – "власть плутов". (А.З.)]

Как бы нам отобрать власть у плутов – и отдать ее лучшим из народа?..