Что касается моей склонности к рисованию и черчению, то здесь верно лишь первое – к рисованию. Чертить, хотя и приходилось тоже, но без склонности к тому, без души.

Что касается плохого моего физического развития и недобросовестного отношения к физической подготовке – здесь более или менее верно лишь второе. Хотя именно в армии я впервые вкусил радость хорошего, добротного физического труда (до армии загружаться физически как следует не доводилось), но относился я к занятиям по физподготовке, да и к прочим физическим работам действительно не с полным вниманием и без должного усердия. (Отчасти причины сего отражены в "Исповеди".)

Что же касается первого – плохого моего физического развития – здесь в лейтенанте Микуличе, писавшем данную характеристику, явно сказалась инерция: "уж плевать, так уж плевать". Хотя я и не хочу выдавать себя за Геракла, но не хочу оставлять в читателях и искаженного о себе представления как об этаком немощном теляте. После армии я 13 лет отработал не художником и не чертежником с кистью или карандашом, а бульдозеристом с ломом и кувалдой и нареканий на слабосильность не получал даже и при своей, еще в армии нажитой, язве желудка... Впрочем, я не в претензии к хорошему в общем-то, доброму человеку лейтенанту Микуличу. Не обижаюсь я на него за эту маленькую необъективность: я стоил ее, стоил и более недоброго к себе отношения. Немало крови я попортил и ему, и старшим лейтенантам Повалихину и Молодцову, которых сегодня вспоминаю с благодарностью. Которые все – хорошие люди, но которым я тогда вымотал немало нервов. Их нервы – и мое пьянство (...язва мною заработана заслуженно), и нарушения воинской дисциплины (самовольные отлучки и прочее), и нереагирование на их замечания, и, естественно, гауптвахты, и все остальное, что верно отражено в этом описании моего тогдашнего морально-физического облика.

На лейтенанта же Микулича, составившего его, мне тем менее причин обижаться, что он, то ли раскаявшись в своей необъективности, то ли еще отчего-то, но тут же самым неожиданным образом решил ее поправить. И поправил даже чересчур. Я говорю о последних двух предложениях моей характеристики. Мне дорого доброе обо мне мнение (тем паче, что его так немного обо мне тогда было), но Истина мне все же дороже. В последних же двух предложениях против Нее явно погрешено. Лейтенант Микулич явно польстил мне, заверяя в моем умении хранить военную и государственную тайну. Все причины сего умения заключались лишь в том, что у меня этих тайн никто не покупал, да и не знал я ничего, что стоило бы покупать-то. В противном случае, я дожил тогда уже до того, что за стакан готов был продать кого угодно и что угодно. До политики партии и правительства мне в те годы было – очень хорошо помню – как до лампочки. И разбирался я в ней, как, извините, свинья в апельсинах.

Это что касается автора данной книги в прошлом. Если же у кого-то из читателей появится желание познакомиться с ним сегодняшним, это можно сделать в храме во имя святых Царственных страстотерпцев в поселке Сологубовка Кировского района Ленинградской области.